Спасибо за фотографии Нуаэль-су-Ланса и Богушува. Они прямо иллюстрируют замечательную песню из репертуара Эдиты Станиславовны "Город детства".

Здорово!

У нас в стране безусловным кумиром долгие годы был Муслим Магомаев, и с Эдитой он вместе, как ыспоминиют на нашем форуме, пел. И еще у нас как-то было про "золотого соловья"Чехословакии-Чехии Карела Готта. Пели ли они вместе с нашей Эдитой, встречались ли? Ведь раньше, мне кажется, артисты как-то неформальнее, сердечнее общались...

Здорово! Думаю, Эдита не раз и не два встречалась с К Готтом. Жаль, что они не пели дуэтом.

И фотографии очень интересные, спасибо!

Дирижер Станислав Горковенко 2012 г.
О ГАСТРОЛЯХ В «ОЛИМПИИ»

   Это был 69 год,  сентябрь месяц.  Мы там были больше месяца,  выступали в  театре «Олимпия» - «Гранд Мюзик-холл де Ленинград» - светящаяся реклама.
   
   Моя сложность была в том, что я, во-первых, первый раз  выезжал за рубеж,  и не куда- нибудь, а сразу в Париж, во-вторых, оркестр не умещался в смету. Поэтому мне сказали, что там у вас будет французский оркестр. Я собрал все ноты, естественно, и поехал в неизведанное…  Но Париж, конечно, есть Париж, я об этом даже не буду распространяться, а вот положение мое было… испытание солидное, потому что новый оркестр, и надо было все отрепетировать в кратчайшие сроки. Там регламент железный совершенно – репетиция вот столько и ни минутой больше, свет просто выключали. И мы не укладывались, так по-русски раскачивались долго, но потом собрались,  выпустили спектакль, премьера прошла на ура, были очень хорошие отзывы.
   
   Работать мне пришлось за занавесом. Там построили такой второй этаж на сцене, на котором восседал оркестр, ну, и я соответственно. Нас не было видно из зала, но слышно было хорошо. На сцене происходит действие, а у меня стоит монитор, и все, что происходит на сцене, я вижу, слышу. Я так телевизор поставил, чтобы я видел, как певцы дыхание берут. Вот так пришлось работать. Ну, я знал, конечно, репертуар наизусть, поэтому мне было легко. Главное – лиха беда – начало.
   
   Музыканты собрались очень симпатичные, очень знающие, которые быстро все схватили, стиль музыки… Трагедия была в том, что на второй день является ко мне новый состав.  Я обалдел – другие лица сидят. Я к Кокатриксу – что? почему? Он говорит: «Да, у нас такое положение, что профсоюзы дают заработать как можно большему количеству музыкантов, поэтому меняют их». Я говорю: «Как же?! Я репетировал с одними, а на  второй спектакль приходят другие люди, я так не могу. Надо  с ними репетировать опять заново, и каждый день репетировать в течение месяца?».
   
   А вела программу Эдита Станиславовна. Очаровательно совершенно, она свой человек там была. Но все-таки она певица, а не ведущая. Поэтому во всех репетициях она принимала активное участие, помимо того, что часть она переводила, была переводчиком, потому что ни я, ни Рахлин абсолютно не знали французского языка. Значит, я говорю: «Нет, давайте поговорим с профсоюзами, я объясню им, что я не могу работать сегодня с одними, а завтра с другими.  Я разрешаю, пожалуйста, карт-бланш профсоюзу - пять человек пускай меняются. А остальные, чтоб были стабильно каждый день». И это мое решение имело успех, и самое главное, что это имело успех среди оркестрантов. Потому что они получили стабильный заработок.

Отредактировано greta (2012-10-22 06:18:44)

   Для меня просто как шок был последний концерт в Париже. Я не знал о том, что есть там традиция, когда на последнем концерте артисты вытворяют, что хотят. Я, наивный, прихожу на последний концерт, поднимаюсь по ступенькам на свой этот насест для оркестра, начинаю дирижировать, и вдруг – о, ужас! – там, где у оркестранта  есть хоть малейшая пауза, он начинает издавать какие-то звуки или громко разговаривать, что-нибудь говорить в микрофон, может быть, смешное что-то для публики. Я ничего не понимаю, и вдруг у меня -  я нахожусь на втором этаже, напоминаю, -  снизу у меня,  в какой-то дыре, в этих досках возникает огромная какая-то палка. И начинает двигаться перед моим носом. Я дирижирую, а здесь еще такой метроном огромный. Что это? Оркестр творит что-то невообразимое. Я думаю: ох, вот как они ко мне относятся, к советскому музыканту. И я не знаю, что делать, потому что все идет враскосяк. То есть, основное они держат, чтобы не запутать балет или солистов, но малейшая пауза – они что-нибудь вытворяют. Я еле дожил до антракта, прибегаю в антракте в свою гримуборную,  чуть не плача вообще, такое отчаяние было у меня.                                                                           
   Ко мне Эдита подошла, говорит: «Стасик, я забыла тебе сказать, что на последнем концерте не обращай внимания ни на что, стой и работай, они могут вытворять все, что угодно, они могут там кошку выбросить на сцену, может выйти уборщица и начать поднимать пыль, когда поет солист. И все прочее. Вот это у них называется последнее представление. И люди специально ходят на эти представления для того, чтобы увидеть какую-то невидаль». Понимаете? Я говорю: «Дита, ну, ты хотя бы предупредила меня! Я там стою и просто умираю. Мне кажется, что это все направлено против меня, против советского дирижера». – «Нет, - говорит, - ты ни при чем, это для публики  делают, для большего успеха». Второе отделение я попросил уже музыкантов, что, ребята, не надо! В конце, когда пойдем к финалу, уже делайте,  что угодно. А так, давайте спокойно проведем второе отделение…

   Самое дорогое –  Кокатрикс мне  написал очень теплые слова на своей пластинке, где звучат его мелодии. Он писал музыку, знаменитое его «Clopin-clopant»  звучит на этой пластинке. Он написал «Моему другу, маэстро Горковенко». Эту пластинку я храню, как зеницу ока.

Отредактировано greta (2012-10-22 06:47:55)

Удивительные воспоминания! Столько чувств сразу всколыхнулось. Благодарю.

Такие  материалы, как жемчужины, дорого стоят! Спасибо  Грета!

Уважаемая Грета. Спасибо Вам огромное. И хотелось бы еще чего-нибудь интересного из ваших запасов. 

Невероятно! Какие уникальные материалы  о любимой нашей Эдите! Никаких заезженных, всеми выученных наизусть, фактов, столько интересных и неизвестных деталей...
Огромное спасибо!

Спасибо, Грета! Очень интересно!

Эдита много раз говорила, что ей не хочется писать о себе книгу воспоминаний, что все итак прочитывается в ее песнях. тем не менее, она с удовольствием давала интервью ленинградским журналистам, с которыми сотрудничала долгие годы. В 1997 году по ленинградскому радио прошел цикл передач "Это здорово!". Он стал своеобразным лейтмотивом к предстоящему 60-летнему юбилею певицы. Были сделаны многочасовые записи, из которых совсем крохи вошли в 15-ти минутные передачи. Слава богу те записи не пропали. И даже если Эдита, пусть и благожелательно, но равнодушно относится к своим воспоминаниям. мне кажется, что вам они будут не безынтересны.
Эдита относилась к этим записям очень серьезно, старалась вспомнить все до мельчайших подробностей и, особенно хотела донести до слушателя, или читателя не личную, а творческую сторону своей жизни, хотя, конечно, одно неотделимо от другого. Мною, еще десять лет назад был расшифрован небольшой фрагмент ее воспоминаний. Но, если вам это покажется интересным, при возможности попробую выложить что-то еще:
Эдита о сценическом образе: (фрагмент интервью 1997 года)
"Мы уже говорили много о становлении моего стиля и внешнего образа, как артистки. Это было выстрадано, это было поиском, а не подражанием кому-то. Это было органично мне. Пусть не сразу совершенно, но индивидуально и созвучно моему представлению о себе, как об артистке.
Мои сценические костюмы всегда были дополнением моего нутра. Это был синтез моих эмоций и моего мироощущения. Мой сценический костюм становился моей кожей и обеспечивал мне внутренний комфорт. Я никогда никому не подражала, но всегда старалась учиться и выбирать для себя то, что мое. С самого начала я была верна самой себе. Пусть, может быть, примитивной, делающей какие-то ошибки, но всегда естественной. Меня не устраивает противоречие между нутром и внешностью, что происходит сейчас очень часто.
Эдит Пиаф всю жизнь носила на сцене только маленькое черное платьешко, маскируя, таким образом свою, может быть, нескладную внешность. Оставались только голос и руки. А Марлен Дитрих, наоборот, выходила к публике в шикарных, роскошных, сияющих манто с гагачим пухом и бриллиантами, потому что она была великой кинозвездой и хотела донести до публики именно это. У каждой из них был свой стиль, и их внешний образ всегда гармонировал с их внутренним содержанием и с тем, что они хотели донести до своего зрителя. Маленький воробушек и голливудская Дива были гармоничны каждая в своем стиле.
Я считаю, что на сцене должна царить чистота жанра, и каждый артист должен знать, что и как он хочет донести со сцены своему зрителю. Я не приемлю, когда на сцену выходят в перчатках и черных очках, в таком виде, обычно, идут на "мокрое дело", а не выходят к публике. Я считаю это оскорблением искусства. Хорошему певцу просто необходимы открытые глаза и руки, а костюм станет дополнением к содержанию песни.
Меня иногда очень смущало, казалось бы несоответствие моего внешнего образа исполняемой песне. Например, когда мне предстояло петь гражданскую песню "Огромное небо", я старалась вставить ее в такое место своей программы, когда публика уже привыкала к моему, например летящему розовому платью и уже не обращала на него внимание. Таким образом, все внимание слушателей было отдано содержимому исполняемой песни.
Платье не должно существовать отдельно от артиста, оно должно стать его кожей. Голос, душа, эмоции, внешний образ, - все это должно слиться в единое целое. Это и называется индивидуальностью.
Могу привести в пример Михаила Боярского, как яркую индивидуальность и артиста очень точно нашедшего и поддерживающего свой стиль.
Есть талантливые артисты, которые безукоризненно элегантны и, в то же время, не имеющие стиля, так как они надевают на себя то, что им совершенно нельзя.
Я очень долго шла к созданию своего образа, к пониманию того, как я должна выглядеть на сцене. Я понимала, что людям нужна эта эстетика, помимо моих песен и эмоций, которые я несу со сцены. После концерта публика уносит в памяти мой образ вместе с настроением, которое я ей передала во время исполнения своих песен.

Сан Саныч Броневицкий очень любил театрализованные песни, пытался ставить мне руки, учить каким-то жестам, хотел, чтобы я научилась танцевать. И я восстала: "Я есть, какая я есть, не трогай меня! Иначе, ты меня разрушишь!"
Я выросла в определенной среде, которая меня вылепила именно такой, какой я впервые себя вынесла на сцену, к людям. Может быть это и есть мой секрет, объясняющий почему люди верят мне. Я никогда не вру и не делаю того, что делают все, я предельно искренняя в жизни и на сцене. Даже в быту я не одеваю то, что носят все. Я ношу только то, что мне удобно и в чем я чувствую себя самой собой.
Я вовремя получила жестокие уроки жизни. Уже в то время, в самом начале, я поняла, что артист - это не та девчонка, которая прибежала запыхавшись на концерт прямо с улицы, в заляпанных грязью чулках. На артиста смотрит публика, он должен светить со сцены и согревать людей своим появлением, быть явлением для публики".

О Пугачевой.
"В конце 60-х годов я увидела первое выступление Аллы Пугачевой, талант которой я очень ценю. Она была тогда 16-ти летней девчонкой, успевшей выступить в телевизионной передаче "Доброе утро". Ее вели ведущие Трифонов и Иванов. Алла сидела в кресле и пела. В тот же миг я поняла, что она станет очень известной и хорошей артисткой".

50-е годы. Становление артистки.

"Я обладаю хорошим «нюхом» на то, что для меня хорошо, а что плохо. Я к себе всегда была очень требовательна и самокритична. 50-годы стали для меня огромной школой жизни в искусстве и на сцене. Путь мой в эти годы был тернистым, много было несправедливого, по отношению ко мне. Мне приходилось выслушать много критики по отношению к себе, читать о себе много горьких статей,написанных журналистами, принять очень суровые замечания Александра Броневицкого. У меня были моменты сильного разочарования в себе, а я - хрупкая натура! Я плакала, теряла себя. Но потом поднимала голову, "воскресала" и, подняв голову, шла дальше по жизни.   Но такая суровая школа, как правило, дает очень хорошие результаты.
В эти же годы я имела счастье встретиться с большими мастерами сцены. Например, я очень благодарна советскому композитору Дмитрию Кабалевскому. Он пришел в те годы на мой концерт в театр Эстрады. Услышав в моем исполнении песню "Стань таким, как я хочу", он написал: "На советской эстраде появилась индивидуальность!" Впервые, по отношению ко мне, именно он высказал такую фразу. Это маленькое высказывание стало для меня большим покровительством, после чего от меня отстали все злопыхатели. Кабалевский вручил мне, благодаря своей репутации, такой своеобразный щит.
Вторым человеком, великим музыкантом, защитившим меня от нападок зло-критиков, стал Василий Павлович Соловьев-Седой. В журнале "Кругозор" он написал статью об одном из наших выступлений в зале Союза композиторов. Он сказал о том, что с его точки зрения я, как артистка, подвергалась со стороны журналистов и критиков очень несправедливым нападкам. Он увидел во мне самобытную  артистку, которая живет в своем особом песенном мире, обладает самобытными манерами, которые невозможно забыть. "То что я услышал", - писал Соловьев-Седой, звучало в моем сердце еще несколько дней. Эта певица меня покорила". Он меня фактически благословил.
В результате, я поверила в себя и поняла, что этот путь - мой. Я поняла, что как монашенка, попавшая в монастырь, я должна служить сцене, и каждый вечер выходить к людям с чистыми руками и  добрым сердцем.
Очень точно мою биографию отразил в песне Сергея Касторского поэт Виктор Плотицин:

Девчонке так хотелось петь,
Самозабвенно, чуть лукавя.
Еще не верилось в успех,
Еще не думалось о славе.
Еще смущенно, как на бал, она на сцену выходила.
А вместе с ней огромной зал
Жил этой музыкой единой.

Сцена-сцена - смех и слезы,
Путь по тонкому льду.
Все шипы твои и розы
У молвы на виду.
Обретения и потери,
Исполнения мечты
И негаснущая вера
В торжество доброты.

Девчонка взрослая давно,
Ей жизнь отмерила не мало,
Но от того, что суждено - она покоя не искала.
Работа, песни, города,
И только так, и не иначе,
А что удачи - не всегда,
Так ведь на то они удачи!

Опять на сцену выходить,
Делиться болью и любовью,
И снова силы находить,
Чтоб в каждой песне быть собою.
А время свой торопит бег,
И каждый миг не повториться,
А в зал приходят дети тех,
Кто знал девчонкою певицу.

Вот в этих стихах, пожалуй, все мои поиски, и моя биография. Я очень благодарна Виктору Плотицину, за то, как точно он обобщил мой путь.

Я благодарна всем людям того времени, встретившимся мне на пути, и тем, кто меня ругал, и тем, у кого я многому научилась, за то, что я прошла такой длинный путь. Надеюсь, что те, кто ушли в мир иной услышат там мои слова, ну, а те кто с нами, поймут, что я человек, который помнит хорошее.
Приехав в Россию с Запада, я естественно, пела по началу с большим акцентом. Почему-то он вызывал агрессию у некоторых злопыхателей. Но я усердно занималась в логопедическом кабинете на филологическом факультете Ленинградского Университета и скоро, более-менее, выправила свое произношение. Наверное с самым страшным акцентом я пела песню "Когда идешь ты на свидание". Фонетику русского языка не так просто уложить на ноты! Мне гораздо легче пелось на французском".

Худсоветы
Период с 1957-го по 1960-й год был для меня окрашен слезами и шипами, несправедливостью и жестокостью худсоветов.
Позже я поняла, что самым главным для меня худсоветом является моя публика, мои слушатели. Это самый большой, самый искренний, и самый честный критик. Каждый раз, исполняя новую песню, я получала вердикт от своих слушателей - будет эта песня жить и дальше, или нет. Если песню принимали после первого же исполнения, я знала, что ей дана путевка в жизнь, и моя песенная семья может пополнится еще одной хорошей песней.

Песни 50-х.
Я помню, мы с Сан Санычем пошли в кинотеатр "Великан" в Ленинграде. Перед сеансами, в то время, гоняли песни. Это было мерилом популярности артистов. И вот, ожидая фильма, мы услышали вот эти свои песни. Конечно - это было очень приятно!

Песни "Я иду и пою!" и "Хорошо" стали первыми советскими твистами.

Другой очень популярной в те годы песней была "Би-би-ю-ба". Мне вспоминается эпизод, произошедший в Баку. Тогда самым большим залом в Баку был клуб им. Дзержинского. После того, как я спела эту песню зал взревел. Все закричали : "Бис! Бис!" Я ее исполнила 2-3 раза.
Затем мы приехали в Ереван, где тоже, огромным успехом пользовались наши песни "Дождик", "Туристы", "Хорошо", и все мои иностранные песенки. Но особенно у всех вызывала восторг песня "Би-би-ю-ба", которую, почему-то, все воспринимали, как джазовую. Зал  ереванской Филармонии разорвался от криков! Весь армянский темперамент был "кинут" к моим ногам. Я повторяла ее бесчисленное количество раз. После меня на сцену должен был выйти Леня Алахвердов со своим шлягером "Лоли-пап". Бедного Леню не выпускали на сцену, свистели и кричали: "Пьеху давай!"
Через год, или два мы вернулись в Ереван уже с более обширным репертуаром. Появились произведения Фельцмана, Флярковского. Я делала ставку на них, а не на свои зарубежные легкомысленные песенки. Спев одну из таких "настоящих" песен, я услышала в зале гробовое молчание, а потом чей-то крик: "Пьеха, нам твои советские песенки не нужны!"
Т.е. публика воспринимала меня в то время, как западное явление и ждала от меня песен на иностранных языках. На самом деле, в моем понимании, я не имела к западной культуре никакого отношения, а была таким своеобразным самиздатом!
Да, я родилась и выросла в других странах, и, по-видимому, иначе чувствовала и видела какие-то вещи. То, что для меня было совершенно естественно, вызывало у публики удивление и восторг.
Помню, в театре Эстрады в Москве я впервые сняла со стойки микрофон. Мне очень мешало, что я стою неподвижно. Я сняла микрофон и, давай, по сцене гулять! Это вызвало восторг публики и гнев критики.
Точно так же я начала комментировать свои песни. После многочисленных худсоветов я стала очень волноваться перед выступлениями и, даже, заикаться. Чтобы как-то снять это напряжение и успокоиться я начала комментировать свои песни. Исполняя песню "Стань таким", я объясняла публике: "Каждая девушка мечтает встретить своего принца. Иногда ожидание оказывается очень долгим. И тогда девушка сама придумывает себе образ своего влюбленного. Послушайте, пожалуйста, песню Флярковского на стихи Рождественского..."
И тут выходит в прессе разгромная статья, написанная чуть ли не одним из друзей Броневицкого: "Что это такое! Она что конферансье? Кто ей дал право ходить по сцене? Певица должна стоять у рояля!"
Первым всегда достается больше всего нападок! А теперь, посмотрите! Все комментируют свои песни, все гуляют по сцене.
В общем, в эти годы я открывала и внедряла для себя очень много того, что было мне органичным.
До того. как я "ожила" на сцене, я была очень статичной, скучающей. Именно желание двигаться, помогло мне найти свой сценический образ. Сыграл в этом свою большую роль и Сан Саныч Броневицкий.
Еще в конце 50-х годов он увлекся театрализацией песен. Помню, например, как один из замечательных консерваторских музыкальных режиссеров поставил ребятам из ансамбля песню "Арба" (Позже Броневицкий сам занял место режиссера, раскрыв для зрителей еще одну грань своего таланта).
Постановка "Арбы" напоминала знаменитый американский мюзикл "Смешная девчонка" с Барброй Стрейзанд. Я была в этом мини-спектакле героиней, вокруг которой происходило целое действо. Публика с удовольствием воспринимала наши эксперименты оживления песен! Именно поэтому нравилась публике и песня "Дождик", она была игривая и каждый был на своем месте. Вообще, тот ранний период нашего творчества рождал шлягер за шлягером.

София Ротару
Вспоминаю эпизод, связанный с Софией Ротару. Помню, мне позвонил замдиректра черновицкой филармонии Пинкус Абрамович Фалик и рассказал о том, что к нему привели очень юную талантливую девочку с неудобно произносимым именем Софи Ротар и сказал: "Эдита, ну как же мне эту девочку выпускать на сцену? У нее такая несценическая фамилия!" Я подсказала ему идею называть ее София Ротару, так что я являюсь в какой-то степени ее крестной мамой! Мне очень нравится ее голос, и я несколько раз на отдыхе в Сочи с удовольствием слушала ее концерты. Это очень одаренный человек, поющий от бога. София Ротару - певица, которая заслуживает того, чтобы о ней говорили только хорошее.

Брюно Кокатрикс
Брюно Кокатрикс, владелец парижского зала "Олимпия" был единственным в те годы импрессарио, который приглашал выступать на Запад советских эстрадных артистов. Это продолжалось где-то с 1961-го по 1970 год. К сожалению, потом, месье Кокатрикс ушел в мир иной.
Он приглашал на парижскую сцену программы республиканских мюзик-холлов. В 1961-м году именно я должна была открывать самый первый концерт советских артистов. Но, имея, польский паспорт, я попала в Париж только в 1965-м году. Правда, я до сих пор являюсь единственной советской артисткой, которой удалось выступить на сцене "Олимпии" дважды. В 1969 году я была ведущей и хозяйкой сцены во время выступления Ленинградского Мюзик-холла.  Я вела два отделения концерта на французском языке и была "звездой" программы, заключая ее пятью песнями на французском языке.
Для меня выступление в "Олимпии" было потрясением! Особенно мне запомнилась первая репетиция в 1965-м году. Я страшно волновалась, а господин Кокатрикс волновался вместе со мной. Он четыре года выбивал у тогдашнего министра Культуры СССР Екатерины Фурцевой право на мою поездку во Францию. Когда я вышла на репетиции на сцену и встала на то же самое место, на котором стояла Эдит Пиаф, я не могла совладать со своим волнением, слезы покатились у меня по щекам.
У нас  были сплошные аншлаги в зале на две с половиной тысячи мест. Пресса принимала нас превосходно! Журналисты любили мой голос, мое знание французского языка. Я сразу завоевала их симпатии.
В 1969 году обо мне появились во французской прессе целые статьи,и господин Кокатрикс  очень гордился мною и радовался моим успехам. Он даже запланировал на 1971 год мой сольный концерт в "Олимпии", но увы, в связи с его кончиной, этот концерт не состоялся. Я думаю, что я честно и достойно представляла страну от лица которой я пела в Париже.

Для меня 1961-й год был очень важным. 17 февраля родилась моя дочка Илона, а 12 апреля полетел в космос Юрий Гагарин.
Мы жили в то время в коммунальной квартире на улице Ленина. Я держала на руках Илонку и пыталась насильно кормить грудью, чему она сильно сопротивлялась, отвергая мое молоко. Я была очень нервная и, может быть, она это чувствовала. Окна в нашей комнате были открыты настежь, было очень тепло. И вдруг по включенному радио объявили, что полетел в космос человек. Произошедшее событие казалось мне из области сказок! А потом судьба подарила мне две близких встречи с Юрием Алексеевичем Гагариным.
Первый раз мы встретились близко в Москве в гостинице "Юность". Эта гостиница была в начале 60-х годов своеобразным культурным оазисом. Она носила название "гостиницы-модерн". Сейчас все это звучит очень наивно, но тогда нас всех удивляла встроенная мебель, необычный дизайн и душевая, вместо ванной. Эта гостиница была местом встреч для космонавтов, композиторов, спортсменов. Там выступали новые, часто непризнаваемые певцы и барды, туда приглашались президенты дружественных стран. Помню, мне довелось там выступать перед первым секретарем ЦК Монголии и его русской женой Машей. Там выступали все наши знаменитые артисты. Именно там я впервые подарила цветы Клавдии Ивановне Шульженко. И вот именно там меня впервые представили Юрию Гагарину. Он сразу же, по-свойски, со свойственной ему сильной простотой бросил мне: "А давай сыграем в бильярд. Я жутко люблю играть в бильярд!" Он без всяких ритуалов тут же перешел со мной на ты. Ему, человеку, покорившему космос, это было можно. Это не было панибратством, а шло от его необыкновенной внутренней силы, от того, что он побывал в космосе.
И вот я пошла играть в бильярд, в который никогда в жизни не играла. И, представляешь, каким-то образом я его обыграла. Он закричал: "Эдита, такого я не ожидал! Это позор в моей жизни!" Он сел на пол и, обхватив голову руками, сказал: "Я сейчас расплачусь!"
А вторая наша близкая встреча с ним состоялась в Переделкино, где происходило какое-то совместное мероприятие для артистов и космонавтов.
Надо сказать, что Александр Броневицкий умел быть очень компанейским человеком, и в любой обстановке он мог снимать все невидимые барьеры. Он делал это очень тонко. В Грузии таких людей называют тамадой. Сан Саныч умел найти подход к каждому, вовремя схохмить. что-то изобразить. Это очень к себе располагало. Он был очень дружен с космонавтами, и они нас с удовольствием приглашали на разные встречи.
И вот, после чая. с самого утра, нам было предложено сыграть в волейбол.  В этом виде спорта я была довольно подкована и сразу согласилась. В этот раз мы с Гагариным опять оказались соперниками. Я начала играть очень азартно. Но в какой-то момент, один из игроков моей команды, устремившись за мячом, с размаху наступил мне на ногу. Меня в одну секудну "отрубило". Я села на лужайку, мучаясь от боли. И тут, Юрий Гагарин, без всяких церемоний подбежал ко мне, взвалил меня к себе на спину и понес в медпункт. На нашей игре присутствовал фотокорреспондент газеты "Правда" Юрий Воронов. Его снимок, на котором космонавт Гагарин несет на своем горбу "раненную" певицу Пьеху облетел многие издания. Гагарин был на 10 см ниже меня, но оставался настоящим мужчиной! Он был удивительным человеком! Мне было очень больно узнать о его такой нелепой кончине! В день его смерти мы с Сан Санычем находились в поезде и ехали на концерт из Херсона в Николаев. На рассвете по радио объявили о гибели Гагарина. На концерте в Николаеве, в этот же день, я посвятила ему песню "Огромное небо". Весь зал слушал эту песню стоя. Он был, действительно, национальным героем.
А Герман Титов был по характеру как будто бы полной противоположностью Гагарина. Он был обаятельным молодым человеком. Если Гагарин был таким рубаха-парнем, то Герман был настоящим интеллигентом и очень деликатным человеком. И, в то же время, с ним было как-то немножко труднее. Он был у нас в гостях в коммунальной квартире на улице Ленина. И там у нас случился забавный эпизод. Я очень хотела отличиться перед ним как радушная хозяйка. Быстро сбегала на рынок на улице Щорса и купила свежих, только что выловленных миног. Я знала, что, прежде чем готовить, их нужно было обязательно посолить, но, переволновавшись, вместо соли щедро посыпала их содой. Мои миноги корчились в страшных мучениях. Мне удалось бросить их на раскаленную сковородку и они в жутких страданиях отошли в иной мир. Я с гордостью подала их на стол. Но, Сан Саныч, который к счастью попробовал их первым, с закрытым ртом выбежал из комнаты. Я поняла, что мой сюрприз не удался...
Мне всегда очень нравился космонавт Алексей Леонов. Они с Броневицким были очень близки характером и искренне дружили. Они были друг с другом в очень трогательных и самых искренних отношениях.
Сан Саныч очень любил рисовать, и делал это очень неплохо. Особенно ему удавались карикатуры. Леонов тоже был художником. У нас в доме долго хранились картины Леонова с посвящением нашей семье. Но, в силу нашего развода, я, как честный человек, все упаковала в чемоданы и отдала Сан Санычу. Не знаю, если они где-то сохранились.

Мы посвятили космонавтам несколько песен. Среди них "Это здорово!" и "Валентина-твист".

1961-й год ознаменовался для меня и появлением песни Александра Флярковского на стихи Роберта Рождественского "Стань таким, как я хочу". Именно эта песня отгородила меня стеной от всех злопыхателей, которые до этого придирались ко мне и к моему акценту. Эта песня появилась в моем репертуаре случайно. В то время у композиторов было принято поручать первое исполнение своих песен так называемым классическим певцам, в худшем случае - опереточным. И вот, как-то раз я включила радио и услышала в исполнении певицы Валентины Левко песню. Она пела грудным голосом, со свойственной классическим певицам вибрацией: "В этом мире, в этом городе..." Я тут же закричала: "Шура, Шура, я свою песню нашла! Это же шикарная песня для меня. Я ведь в детстве все время искала того самого принца, которого мечтала встретить на всю жизнь!" Я романтик по натуре. И не случайно в моем репертуаре была песня Соломона Фогельсона:
Я жду на заре золотой,
Я жду при луне голубой.
Жду, что мой час пробьет,
Сказочный принц придет,
Руку мою возьмет и позовет
Туда, где все в цвету,
Туда, где зимы не бывает,
Туда, где всегда весна молода,
Туда я с ним пойду.

Слова новой песни - пронзили меня, это было и  обо мне, и о каждом из тех, кто в зале. К счастью, Сан Саныч быстро заинтересовался этой песней и попросил Флярковского прислать ему клавир. Он сделал прекрасную аранжировку с речитативом в одном из куплетов, похожим на крик души. И песня с первого исполнения была горячо принята слушателями. Это был успех! Но, к сожалению, мой несчастный акцент: "Если я тебья придууумала, стань такьим, как я хочуу!" - вызвал бурю возмущения у лжекритиков.
Благодаря исполнению этой песни, я получила путевку на большую сцену.

В те годы, у меня был большой интерес к жизни, впрочем, кому не интересно жить в 20-ть лет. Я никогда не была занудой, а была хулиганкой, раскрепощенной, не ходила, а летала над землей. Умела искренне смеяться и быть восторженной. Именно поэтому в моем репертуаре появилась такая песня, как "Хорошо!"

Для меня было очень приятным откровением признание Аллы Пугачевой в том, что она очень любила мои песни. И самой любимой ее песней была песня на стихи Олега Милявского "Мама". Нас с Аллой познакомил Илья Резник. Она приходила на мои концерты в Сочи, а потом я встретилась с ней еще раз, придя в ее роскошный двухэтажный номер в Дагомысе, в котором она жила со своим мужем Евгением Болдиным. Это была очень хорошая, теплая встреча.

Мой репертуар состоял из песен, приближенных по смыслу к жизни - первая влюбленность, придуманная любовь, первые разочарования, обиды, заклинания. А каким прекрасным подарком была для меня песня "Любовь":

Я вижу тебя во всех дождинках и росах.
Я слышу тебя в перекате волны и в шелесте леса...

Эта потрясающая песня, подаренная мне Львом Ошаниным.

Мне даже так кажется, что я, приговоренная в детстве к туберкулезу, благодаря пению, окрепла здоровьем!

Песня "Я иду и пою", ставшая одним из первых советских твистов, была наиграна мне в Свердловске баянистом по фамилии Хомутов. Сан Саныч Броневицкий взивлся: "Что это за чушь? Иду я к солнцу"... Я ответила ему: "Нет, Шура, нет, ты не прав! Ты понимаешь, это я иду к солнцу. Я хочу, чтобы земля танцевала и радовалась вместе со мной!" И тогда он аранжировал для меня эту песню в ритме твист. Она стала очень популярной!
В то время все мы твистовали.
У меня была очень тесная связь с Польшой, два раза в год я ездила туда на каникулы к маме. Благодаря этому, у меня была довольно обширная информация о современной музыке, о моде. Ведь Польша географически находится в середине Европы. В те времена она являлась таким своеобразным фильтром для проникновения в социалистические страны информации о западной культуре.
Польские и французские пластинки были моими настольными источниками в мир западной музыки. 

Песни рождаются по-разному, так же как и дети появляются на свет по-разному: кто-то, благодаря большой любви, кто-то случайно, кто-то насильственно. И так же и с песнями бывает. Но самой удачной является ситуация, когда авторы знают, кому адресована их песня, и кто ее по миру будет сопровождать., кто вдохнет в нее жизнь, душу и сердце. А так же вложит в нее свое мироощущение. Песни, написанные без адреса - это все равно, что случайные подкидыши. Я не признаю песни, которые создавались, не имея в виду конкретного исполнителя. Это мой взгляд. Будучи прекрасно знакомой с французской эстрадой, я еще раз убедилась в правоте своей точки зрения. Эдит Пиаф, Далида, Жюльетт Греко всегда пели только "свои" песни, и, благодаря этому, у них рождались замечательнейшие произведения. У нас разделяли ту же философию Клавдия Ивановна Шульженко и, конечно, Алла Пугачева, которая писала сама для себя прекрасные песни. Вспоминаю интервью Жака Бреля, в котором его спросили, почему он поет только свои песни, на что он ответил: "Я еще не сошел с ума, чтобы петь чужие"...
В советское время многие наши исполнители пели песни "на заказ", тогда нельзя было говорить об этом открыто, но я называла таких певцов для себя "поющими пластинками". И песня таким образом теряла свой образ.
Признаюсь, у меня тоже появлялись в репертуаре случайные песни, но я очень быстро понимала, что это не мое.
Так получилось с песней Аркадия Островского "Песня остается с человеком", первое исполнение которой у меня по сей день оспаривает мой коллега и замечательный певец Иосиф Кобзон. На самом же деле первой исполнительницей этой песни стала я. Дело в том, что Сан Саныч Броневицкий был не только супер талантливым человеком, но и большим охотником за талантливыми произведениями. Он умел быстро и первым забрать для меня у авторов только что появившуюся хорошую песню. И так получилось с песней на музыку Островского и стихи Острового "Песня остается с человеком". Я помню, что первое ее исполнение состоялось в Ленинградском политехническом институте, на студенческой сцене. Мы много тогда выступали для молодежи. Я помню, что я запуталась с именами авторов Островой-Островский, ну в общем выпуталась. Песня была сразу принята на ура. А потом я ее спела в ленинградском музыкальном фильме "Когда песня не кончается". Потом же, на песне года, оказалось, что якобы ее первым исполнителем был Кобзон.
Пусть он меня простит, это не выпад в его сторону, а просто желание восстановить справедливость. Признаюсь, что это именно тот случай, когда песня была написана не по адресу, и Иосиф по праву считается одним из лучших ее исполнителей.
Мой рабочий диапазон не совпадает на 90 % с диапазоном большинства артистов и, поэтому, во время исполнения этой песни на "Песне года" мне всегда достаются лишь 2-3 строчки. Но я не обижаюсь. потому что знаю, что мне подпевать вообще очень неудобно!
Очень много хорошего хочу сказать о песне, которую я по сей день считаю в своем репертуаре ПЕРВОЙ. Это песня "Стань таким, как я хочу!" Я очень благодарна за эту песню Александру Георгиевичу Флярковскому и Роберту Ивановичу Рождественскому. После ее исполнения с меня навсегда были сняты все запреты и я получила "паспорт" советской исполнительницы.

Леонид Палей был талантливейшим поэтом-песенником, к сожалению - совершенно "нераскрученным". У него не было никакой рекламы.
Одним из моих любимейших ленинградских поэтов является Глеб Горбовский. Это действительно большое имя в современной русской поэзии!
Глеб написал для меня прекрасный перевод песни польских партизан "Буду ждать тебя любимый". Александра Пахмутова, услышав ее, воскликнула: "Какие гениальные стихи!" Он написал для меня чудесную песню "Разве привыкают к чудесам".

С Робертом Рождественским мы, по-моему, познакомились в доме у Флярковского, у которого была замечательная жена, настоящий его ангел-хранитель, человек, который опекал его талант.
А Роберт Рождественский опирался на громаднейшую помощь своей замечательной супруги Аллы Киреевой. Она была журналисткой и очень помогала ему в творчестве. Она была одновременно и строга, и необычайно женственна. Кстати, мне всегда казалось, что она меня недолюбливает.на что Роберт отвечал мне: "Старуха, не принимай всерьез, она же женщина!" При всем при этом я очень уважала и любила эту дружную, талантливую семью.
Он был очень талантливым человеком и много писал специально для меня.
Роберту удалось стать автором многих песен и сотрудничать с лучшими композиторами. По-моей просьбе он написал русский текст песни "История любви", но увы, эта песня так и не получила путевку на большую сцену. Причиной тому опять Иосиф Кобзон. Он забрал текст этой песни у Роберта и пытался ее петь, но без большого успеха. У меня получалась эта песня по-французски великолепно, но мне очень хотелось сделать для своих слушателей русский текст. Натолкнул меня на эту идею наш знаменитый олимпийский чемпион, тяжелоатлет Алексеев. Я выступала в Мюнхене на Олимпиаде и пела "Историю любви" на французском. Алексеев громко закричал: "Пой по-русски, мы ничего не понимаем!" Но так этой песни и не было суждено задержаться в моем репертуаре.
Другая песня, написанная по-моей просьбе Рождественским - это песня "Шаги". В тот момент я была очень влюблена в Александра Броневицкого. Занимаясь в общежитии, я каждую минуту ждала его появления и слушала приближение его шагов. К сожалению, наш союз не был основан на равноправии. Я была почитательницей его таланта, слушалась его во всем, но, увы, как женщина я ошиблась...
Вот и все. Иди, если хочешь.
Вот и все. Заплачь, если хочешь...

Шаги по земле, шаги по сердцу,
Тяжелые шаги...

Песня получилась о расставании, как предчувствие. Речь в ней идет о "тяжелых шагах". Потому что, помню, если он не приходил, как обещал, я очень обижалась, не хотела его больше знать, его шаги тяжело отдавались в моем сердце.
Роберт, совместно с Александром Флярковским, написал удивительно красивую, камерную песню. Она мало звучала, но очень мне дорога.
И конечно же, супер шедеврами моего репертуара стали две песни на его стихи. Это "Огромное небо" и "Город детства".
Многие сравнивают "Огромное небо" с песней "Священное море", и я тоже считаю ее абсолютным событием в своей артистической жизни.
Творческие союзы Рождественского с Флярковским и Рождественского с Фельцманом подарили мне несколько шедевров.

И я всегда с низким поклоном и огромной благодарностью думаю о гениальном, замечательнейшем поэте, талантливым от природы и Господа Бога Роберте Рождественском.

Несколько слов хочу сказать об Оскаре Борисовиче Фельцмане. мне кажется, что это тот человек, который, несмотря на свой очень солидный возраст, до сих пор не реализовал себя полностью, ему еще есть, что сказать своей музыкой. Он необыкновенно талантливый человек. Он - не ремесленник, а человек, у которого все идет от души. Его вдохновение и его пальцы композитора рождали удивительные, необыкновенные мелодии. Я настоящая счастливица, потому что тесный контакт и дружба Броневицкого с Фельцманом подарил мне много творческих удач. Я могла бы даже спеть целый сольный концерт, составленный из его песен. Оскар Борисович работал очень кропотливо над каждым произведением, он настоящий труженик, сомневающийся в себе, часто недовольный, как и положено настоящему Мастеру.
Многие песни Оскара Фельцмана остаются для меня очень памятными и дорогими. Это и "Венок Дуная", и "Ничего не вижу, ничего не слышу", и "На тебе сошелся клином белый свет", и, конечно же гражданские песни "Никогда" и "Огромное небо".
Первая песня, подаренная мне Оскаром Борисовичем, так и не стала известной. Она называлась "Осенние флажки".  У него было несколько произведений, который никто не пел и, наверное, подарив мне ее, он просто захотел попробовать мои возможности. Честно говоря, я даже и не помню, о чем она была, но помню, что мелодия была очень красивой.
Я очень любила его песню "Ночь над Белградом", песню про Варшаву. Для меня было и важным, и почетным петь песни Фельцмана, потому что он был в то время большой величиной в мире советских композиторов и человеком, безусловно, очень талантливым. Я с теплотой вспоминаю "А любовь как песня", "Судьба корабля" и многие-многие другие.

Не могу не сказать о теснейшем союзе Владислава Успенского и Леонида Палея, подарившего мне любимейшие мною произведения. Леня писал стихи очень личностные, специально для меня и про меня. У слушателей создавалось впечатление, будто бы я сама их написала. Причем, он понимал каждое мое слово и чувство и сейчас же превращал их в стихи. Самыми личными песнями стали "Не надо молчать" и "Прощай". А как замечательно звучат слова в песне Палея и Успенского "Баллада о хлебе":
Те, кому хлеба того  не хватило
На Пискаревском лежат.
Темного, черствого, самого малого,
Они даже мертвые хлеба хотят...

А как точно он описал образ моей мамы, называвшей хлеб "святым". Ведь она, действительно, перед каждой едой брала хлеб в руки и перекрещивала его, прежде чем отрезать от буханки кусочек и дать нам, детям.
Леня удивительно правильно все это понял, как говорят на жаргоне "он врубался" в мои рассказы с полуслова.
А песня "Следующий"?  Этот удивительный тройственный творческий союз и дружба Броневицкий-Успенский-Палей - было как извержение вулкана, пример единения дружбы и творчества.
Настоящие песни, песни с большой буквы, похожи тем, что они могут быть актуальны в разных жизненных ситуациях. Так случилось и с песней, написанной на стихи Леонида Палея "Прощай". Это удивительно, но эта песня была написана фактически по просьбе Сан Саныча Броневицкого. А было это так: будучи патологически ревнивым, он приревновал меня к одному коллеге, с которым меня не связывала даже симпатия. Более того, этот человек был крайне навязчивым, и вызывал у меня резкую антипатию, но являлся моим почитателем. А почитатели, естественно, не спрашивают меня - нравятся они мне, или нет. И вот, этот человек держал у себя дома множество моих фотографий. Одну из них я ему подписала "Юрию, с симпатией, Эдита Пьеха", обычный казенный автограф. Броневицкий, увидев этот снимок в руках этого самого Юрия, тут же доиграл всю картину, дорисовал мизансцену, что я, якобы, у него бываю, дарю ему автографы и так далее. А на самом деле, все было с точностью до наоборот.  И в тот же самый вечер он объявил мне, что он со мной расходится. Он хотел оказать на меня сильное впечатление. Но я даже не заплакала, сказав ему: "Ну вот, еще одна сцена, еще одна страница в копилку твоего дурацкого, ревнивого характера!" И вот, все свое горе, весь свой гнев от того, что у меня якобы есть любовник (чего при нем практически было невозможно сделать) он передал Лене Палею. Он рассказал Лене о том, в каком он находится отчаянии и горе, о том, что он практически находится на краю пропасти. Леня, необыкновенно ценивший Броневицкого, всегда говорил мне: "Эдита, Шура - это глыба, а потом - ты", - и был прав. Короче, Ленечка очень точно сумел выразить все "горе" Сан Саныча в этих стихах.
Я взяла эту песню в свой репертуар. Когда мы с ним разводились в 1976-м году, я сказала ему: "Шура, если хочешь, я останусь работать с тобой, но я никогда больше не смогу любить тебя, потому что ты меня никогда по-настоящему не любил, как женщину. Ты любил свою влюбленность в меня, но не меня, как человека. Наш творческий союз - это мое и твое имя, и не стоит его разрушать. Ведь, если мы с тобой разбежимся, то будет трудно и тебе, и мне, и неизвестно, кто из нас первым погибнет". Он ничего не хотел слушать. И тогда, в течение недели, я ему ставила на проигрыватель песню "Прощай". В тот момент я поняла, что она стала моей песней, о моем расставании с ним, с моей биографией, как артистки, с моей прошлой жизнью. Броневицкий был всегда для меня моей правой рукой. Мое сердце, моя душа, мой голос принадлежат лично мне, но очень многое из того, что я делала на сцене получалось, благодаря требовательности и зоркому глазу Броневицкого. Уже в последствии он научился не только меня ругать, но и хвалить меня. Он говорил мне: "И откуда в тебе столько неистового драматизма и чувств?! Откуда они у тебя берутся?" Я отвечала, что в тот момент, когда они вырываются - они самые, что не на есть настоящие, и получается это не на каждом концерте.
А песня "Только ты не молчи" тоже была написана Леней Палеем и Владиславом Успенским, но уже в другом контексте и, как не удивительно, не для меня. Но она была про меня! Наверное, в этом и состоит мой талант, искать песни, абсолютно подходящие мне по смыслу, выражающие мои переживания, раскрывающие меня. Я не пела, а исполняла свои песни. вкладывая в них истории из своей жизни.

Думать я умею, но, будучи слишком эмоциональной, часто принимаю решения лишь на третий день, когда бывает уже слишком поздно. Ко мне очень подходит польская пословица: "Поляк умный после беды!"

С Илоной, действительно у нас получилось так, что мы стали близкими друзьями, но не назовешь нас мамой и дочкой. У Илоны свои жизненные позиции, у меня свои. Мы часто можем ругаться. Я иногда даже могу повысить голос на нее, когда она пытается навязать мне свое видение вещей, или свое восприятие той или иной проблемы. Но я то уже это проходила! Я уже на в этом ошиблась, на этом обожглась! А она еще этого не знает. И тогда, я приказываю ей прислушаться ко мне, потому что я эту жизненную школу уже прошла.

Именно мое первое восприятие и людей, и стихов, и песен оказывается самым правильным.

Илья Резник - очень близкий мне поэт. Наша прекрасная песня "До новых встреч" создавалась у нас на кухне, на 5-й Советской. Полный конспект этой песни был написан мною, но не в стихотворном виде. Эта песня была написана Ильей по нашему заказу и по моему сценарию. Илья с легкостью написал замечательную песню, которая для меня бессмертна. Она - как торжественный финал концерта, и будет жить во все времена и останется со мной до самых последних моих концертов. Я ему очень благодарна за наше творческое сотрудничество. Идея с аранжировкой этой песни была тоже моя.
В минуты творческой усталости, когда мне необходимо было вдохновение, я побывала в большом зале Ленинградской филармонии, где исполнялась "Прощальная симфония" Гайдна. Я внимательно, в одиночестве прослушала ее и, вот тогда, у меня родился образ нашей прощальной песни, которая должна звучать в финале моего концерта, Мне очень хотелось. чтобы так же как и в симфонии Йозефа Гайдна, музыканты уходили со сцены постепенно, один за другим. В конце этой симфонии сначала уходят духовые инструменты, затем виолончели, потом скрипки, и на сцене остаются лишь дирижер и трое музыкантов. Постепенно гаснут свечи, концерт закончен... К сожалению, эта идея у нас не получилась из за сложности аранжировки, но толчком к созданию этой песни стало мое посещение этого незабываемого концерта.
Когда мне бывает очень трудно, когда концерт прошел не очень хорошо, и результат меня не очень удовлетворил, вызвал у меня сомнения в том, стоит ли мне продолжать выступать и дальше я люблю оставаться одна в пустом зале. Все уже ушли, остались лишь осветители и рабочие сцены. Я сажусь на краешек сцены и сама молча говорю с публикой, с пустым залом, с креслами, хожу по залу. Такое общение с ушедшим уже зрителем является для меня большой компенсацией за мою неудовлетворенность собою. Я как будто бы вновь заряжаюсь верой в то, что я нужна.
А завтра снова мир чудесен,
И жить без песен мне нельзя.
До новых встреч, до новых песен
Мои хорошие друзья.

Вот откуда эти слова. Я еще не готова попрощаться с публикой, наступит завтра, я сумею себя реабилитировать и буду петь еще лучше.  Этот сгусток чувств, это состояние артиста при прощании с публикой, это последействие было очень точно отражено Ильей Резником в моей песне.

Ну, а когда предстоящий концерт - очень волнующий, я прихожу в зал намного-много раньше публики, и тоже прошу у пустого зала поддержки для себя.

Да простит меня Илья, но есть такая пословица хорошая "Забыл волк, как теленком был". Он сейчас маститый поэт, он, без преувеличения, очень талантливый человек. Но Ильюша для меня остается тем самым Резником, о котором он не любит сам вспоминать, может быть, но это поэт, песни на стихи которого блестяще исполняла Люся Сенчина, ансамбль "Поющие гитары". Ведь именно песня "Золушка" принесла этому молодому актеру театра им. Комиссаржевской первый большой успех. Творческий диапазон Ильи очень большой, он играет на гитаре, пишет пьесы, поет песни. Илью привел в наш дом Броневицкий. Инициативу проявил Ильюша. И их первым совместным творением стала песня "Край березовый", песня, которая была очень актуальной. Потом было много других песен, менее для меня удачных. Но были и настоящие удачи, например песня на музыку Андрея Петрова "Нет, я к тебе не вернусь!"
Илья Резник - это безусловно важная фигура в моем творчестве. К сожалению, сейчас наш творческий союз прервался, наверное, свою роль сыграли расстояния и его очень тесное и плодотворное сотрудничество с Аллой Пугачевой. Это реальность, это наша жизнь, и я на него за это не в обиде.

Я думаю, что разрыв тесных творческих связей со многими поэтами и музыкантами произошел по причине моего ухода от Броневицкого. Если он обладал безусловным талантом общения, то я сама никогда не иду на первый шаг встреч с авторами. Исключение составляют только мои самые близкие друзья. Например Леня Палей, с которым мне было очень легко.

Готовясь к концертам, я очень не люблю забегать вперед, для меня это очень плохая примета, но я всегда ищу те ассоциативные ниточки, которые приведут меня к построению программы.

Соломон Фогельсон - это тоже талантище и необыкновенный человек!

Мне пришлось сотрудничать со многими нашими прекрасными поэтами, многие из которых, увы, были забыты из-за коммерциализации и индустриализации современной песенной индустрии.

Творческих разногласий с Сан Санычем Броневицким у нас никогда не было, и я очень признательна ему за это. Он всегда прислушивался моего мнения. В трактовках, в аранжировках для него было очень важным мое мнение. Он прекрасно видел и понимал, что моя интуиция иногда важнее, чем разум.
Он соглашался со мной когда я говорила ему, что та или иная песня мне не подходит, например та же стилизация под народную песню "Ой, не судите опрометчиво!" Она никогда мне не нравилось, и он это понял.
Идея появления той или иной песни рождалась у нас совместно. Вот пример песни "Мама". Мы сидим на вокзале в кисловодске вместе с автором стихов, замечательным поэтом Олегом Милявским, я говорю ему: "Олег, я так редко пишу маме. Мне бы так хотелось иметь в репертуаре песню, специально посвященную ей". И Милявский мигом написал слова, потому что это тоже общечеловеческая тема.

А с Броневицким у нас распался творческий союз, из-за его излишнего самолюбия. Как это Пьеха от него ушла? Он этого не понимал. Он считал, что сможет продолжать существовать и без меня, но я, интуитивно, оказалась более дальнозоркой. Я никогда, ни на одну минуту ни отказывалась и не откажусь от его песен. Но у меня есть большая обида на него - он во мне не увидел женщины. Он меня не баловал, он ни разу не сделал чего-то такого, что дало бы мне забыть на мгновение, что я артистка. Я всегда была для него только артисткой. И вот что интересно. Одна из моих многолетних московских поклонниц, которая уже стала бабушкой, но остается молодой душой, стала одно время помогать нам по дому. Ее зовут Таня Сидорова. Это было в тот период, когда я была женой Владимира Петровича Полякова. Он написал для меня песню. Я попыталась сделать ему замечание, но он, в отличие от Броневицкого, еще плохо зная меня, не захотел прислушаться к моему мнению. И вдруг, я слышу, как Таня плачет на кухне. Я подошла к ней  и спросила: "Таня, почему Вы плачете?" Она ответила мне: "Потому что в Вас и этот муж видит только артистку. Кто же в Вас разглядит женщину?" Вот чего мне не хватало в наших взаимоотношениях и с Броневицким, и после него...
Да, рабочая лошадка, да небездарная певица, да личность, но этим все и ограничивалось...
И тем не менее, мне очень хочется, чтобы имя Александра Александровича жило, и я все буду делать для этого и никогда не перестану петь его песни.
Я очень благодарна редактору ленинградского телевидения Любови Гранстрем за созданную о нем замечательную передачу.
Ведь человек жив, пока жива о нем память.
О Станиславе Пожлакове я рассказываю очень редко, но это была моя настоящая платоническая тайная влюбленность. Знакомство творческое произошло у меня с ним очень давно, мы выступали в одной программе. Программа называлась "Невские зори" и вели ее Рудаков с Нечаевым. Слава выступал как музыкант, он великолепно играл на саксофоне, был прекрасным пианистом.
Однажды я записывала на телевидении свою песню, и вдруг мне говорят: "Эдита, у Пожлакова есть замечательная песня на стихи Роберта Рождественского, но ее не получается записать. Мне дали ее послушать. Так совпало, что именно тогда я тайком вздыхала по Пожлакову и переживала много неприятностей со стороны Броневицкого, который догадывался об этом. Но, к сожалению, творческого контакта со Славой у нас не было, да и Броневицкий этого бы никогда не позволил. И вдруг мы оказываемся вместе в студии. Я смотрю на него своими влюбленными глазами, мне так хотелось, чтобы он обратил на меня свое внимание. И вдруг он начинает напевать мне свою песню. А у нас с ним совпадал диапазон. Он напевает мне на ушко песню, а я тут же пою в микрофон. Я записала эту песню чуть ли не со второго дубля, от любви, и она стала моим шлягером. Ну а песня называется "Зачем сняться сны?"
Ну а позже у нас появилась песня "У причала".

У причала, где снуют катера
Суждено мне свой покой потерять.
Там, где ветры спят много есть ребят,
Только нет там тебя...

Это и обо мне, и о нем, ведь я потеряла свой покой на много лет из-за Славы Пожлакова... И, откровенно говоря, я очень жалею, что наш творческий союз с ним не состоялся, потому что, когда я развелась с Броневицким - дорогу нам перешел Шостаков. А Слава был слишком слаб, хотя и знал, что мои отношения с Броневицким уже были закончены... Последним его "приветом" мне была песня "Мужчина, которого я люблю", написанная про Стасика. Слава для меня - это моя любовь. моя слабость, но еще и талантливый музыкант.

Благодарю!

http://www.liveinternet.ru/users/kostyu … 244646249/

У знакомой увидел "Тайны звезд"... Абсолютно согласен - материал дрянь, ни уму ни сердцу. Впечатление, что журналисты просто издеваются над героиней. Хотя это, конечно, не журналисты - низкие, подлые людишки.

спасибо за интереснейшие материалы! Давно ничего подобного не читал в СМИ.Столько новых подробностей об Эдите, ее отношениик творчеству, ее принципах.

Спасибо!